Уважаемое Мироздание услышало мой предыдущий вопль и одарило желаемым, но в довольно странной форме. Полночи смотрела очень жизнеподобный сон, объединивший детали прочитанной на днях статьи, планов на субботу, непреходящих воспоминаний и каких-то совсем уж подсознательных фрейдистских символов. Это было с одной стороны здорово - хоть так мечты исполняются, но с другой - по содержанию неприятно.
Выходной, не шибко наполненный смыслом - полдня просидела с книжкой, потом сорвалась и поехала на Пискаревское кладбище. Никогда не бывала раньше, а сегодня настроение подходящее, только по кладбищам и гулять. Хорошо, людей почти нет, только холодно очень, ветер постоянно. Им уже неважно, а нас вроде бы не ждут особенно, хоть это и мемориал. Порывы ветра как будто из ниоткуда приносят отрывки "Адажио" Альбинони. Классически-красивое сочетание - пустынная песочная дорожка, белая скамья, нагие осанистые деревья. Страшные могильные курганы - пугающие своим количеством и формой, в которой ясно читается предназначение этих аккуратных, покрытых дерном насыпей - скрывать смерть и напоминать о ней. Под негреющих апрельским солнцем блестят полированные гранитные надгробия на персональных захоронениях - словно все эти сотни снова стоят плечом к плечу, подняв головы к чистому небу и глядя в голубую вечность, и солнце освещает их навеки молодые лица. Тяжелее всего, когда абстрактная смерть обретает имя и возраст. 1910 - 1941, 1916 - 1941, 1920 - 1945. Водопьянов, Смирнова, Акишин, Лавренович...
По-видимому, сколько бы поколений не сменилось, в каждом будет эхом отзываться боль погибающего, но непреклонного города.