Какие жанры литературы, непосредственно связанные с театром, вы знаете? Конечно же, пьесы - это мы помним еще из школьной программы. Как, и всё? Всего лишь один жанр? А как насчет театрального монолога?
Есть одна книга, коротенькая повесть, "1900: Легенда о пианисте"; не берусь сказать, является ли она единственным образцом жанра, но зато, по-видимому, самым чистым – ведь создавалась она именно как театральный монолог.
Поначалу история кажется бедноватой, не слишком выразительной – но автор в предисловии не зря заметил, что это текст для простановки или для чтения вслух. Так и есть: рассказу нужны правильные акценты, верно чередующиеся паузы и галопирующая, залихватская, развязная речь конферансье, соленые шутки закопченных работников машинного отделения и манерная тягучесть речи пассажиров первого класса, дружеская задушевность и грустно-ироничная философская горчинка. Если дать тексту зазвучать, он будет очень хорош.

Только представьте, как благодаря голосу будет оживать и наполняться объемом эта история: океанский лайнер, этакий новый Ковчег, безустанно курсирующий между двумя континентами, между Новым и Старым светом (так и хочется сказать – между «тем и этим светом»), лайнер, которым управляет отборнейший экипаж – капитан-клаустрафоб, радист-заика, корабельный врач с непроизносимым именем… А еще на борту путешествует самый настоящий джаз-бэнд (о, благословенные двадцатые!) и он, Новеченто, Тысяча Девятисотый – человек, родившийся на корабле, никогда не ступавший на землю, не существующий на суше, названный именем числительным – и гениальный пианист к тому же. Ни история, ни литература сослагательного наклонения не принимают, что и каким образом было написано однажды, не подлежит исправлению, но осмелимся на небольшой мысленный эксперимент. Добавим в повесть капельку таинственной неопределенности. Вот «Вирджиния», везущая своих пассажиров из насквозь знакомой и не предлагающей ничего интересного Европы в Америку, страну, полную возможностей и развлечений. Но что бы получилось, если бы корабль шел не «откуда» и «куда», а просто плыл – неизвестно в каком море, с какой цель, как долго? Стереть любые привязки к осязаемой (то, что называется «реальной») жизни, и в сочетании с уже описанными особенностями фрахта картина обрела бы очарование чистой мистики – и немного абсурдности, пожалуй. Что не умалило бы ее прелести.

В 1998 году повесть экранизировал Джузеппе Торнаторе – и его работа попала в недлинный список фильмов, оказавшихся интересней исходного текста. Оригинальный сюжет, красивая музыка, замечательная мимическая игра Тима Рота, которому удавалось быть одновременно по-детски открытым, невинным, наивным и уже опечаленным некой врожденной мудростью. И эмоциональное наполнение картины проходит тот же спектр - от бесшабашного мальчишеского веселья до грустной рассудительности зрелости - через четыре опорные сцены. Вот Новеченто с приятелем, сидя за роялем, вальсирует по бальному залу во время ночного шторма. Вот он участвует в музыкальной дуэли [Не могу удержаться от пространного лирического углубления в эпизод. Как чудно сценарист вывернул наизнанку реакцию матерого, уже знаменитого джазмена на выходки Новеченто. Если в книге он заранее уверен в победе, предвкушает триумф и презрительно посмеивается над никому не известным морским лабухом, то в фильме каждая глупая, ребячливая выходка соперника в ответ на сыгранные импровизации погружает Мортона в мрачное раздражение. Да, он очевидно лидирует, ему рукоплещет публика, но ему неспокойно. Он колеблется, его уверенность в собственном мастерстве пошатнулась – ведь этот Никто из Ниоткуда не трепещет перед именем Отца Джаза, как будто не воспринимает его всерьез. Новеченто превосходит Мортона своей самобытностью настолько, что неосознанно даже не вступает в состязание. Зачем? Он оригинален, неподвластен моде и спросу на джаз, единственная управляющая им сила – вдохновение и порыв. Он свободен, творит вне рамок, позволяющих соперничать, мериться талантом – он заведомо выше… и переживает сам. Новеченто впервые сталкивается с организованной музыкой, имеющей конкретное название, происхождение, правила построения и исполнения – в противовес тому счастливому хаосу, из которого он вытаскивает свои мелодии. Поэтичная визуализация недовольства собой и взаимной тоски по тому, чем человек не обладает.]

А вот – возвращаясь к ключевым эпизодам картины – Новеченто после тридцати двух лет на борту «Вирджинии» собирается сойти на берег и не может, потому что мир за пределами лайнера слишком велик. И наконец – эмоциональная кульминация, финальный монолог в недрах готового к смерти корабля. Последняя исповедь, в которой каждое слово – повод для размышлений. И вот – бум! «Вирджиния» и ее странный бессменный обитатель становятся по-настоящему Легендой, красивой и печальной.