Не уверена в смысле моего пребывания здесь; писать не о чем – не считая, разумеется, вечной погоды, работы и медицинских сводок из дома. Рискуя пополнить ряды столь ненавидимых позитивным обществом экзальтированных нытиков, сознаюсь, что иногда в мозгу набатным колоколом ударяет осознание абсолютной бессмысленности той жизни, которую я веду. Бессмысленная трудозанятость – циклично повторяемые операции, перекладывание бумажек, искусственные, из пальца высосанные затруднения, театр абсурда в расцвете. Какой ужас, копия протокола заверена не тем числом! Да сдохнет, что ли, кто-то из-за этого? Что, войны прекратятся, если я буду свято и неотступно чтить 115-й? Цивилизация наша оставит свои настойчивые и, кажется, все более успешные попытки самоуничтожения, отринет техногенный путь развития и обратится к Духу, как только все клиенты будут проидентифицированы? Все чушь собачья, пустая мышиная возня. Можно вывернуться на изнанку, заработать капитальное расстройство нервов, стараясь безошибочно соблюдать все эти условности – но труд мой не оставит по себе следа. Бумага быстро гниет. Информация утраивается. Славным потомкам, честное слово, всё равно, сколько счетов мне удалось открыть и сколько доп.реквизитов заполнить – тоже мне, личный подвиг микроскопического масштаба. В вечности имя мое будет заменено общим бесславным наименованием, объединяющим тысячи безликих, бессмысленных, бесполезных – Офисный Планктон.

Но вы же понимаете – значит, приступы абсурда по Камю не настолько сильны, раз я не собралась окончательно в один момент переменить всё к чертовой матери. Значит, есть пока подлые силы это терпеть. Чтобы совсем себя добить на сегодня, признаюсь в том, что мне не позволяет сменить работу. Нет, не отличный коллектив (впрочем, с небольшим душком, как выяснилось) и даже не зарплата (тут я утерла горькую слезу) – ощущение предательства коллег. Отлично помню, как Н.Б. мне сказала о девочке, с которой я начинала работать: «Она посчитала, что все уже освоила и здесь ей некуда расти, но в нашем департаменте невозможно узнать и выучить всё за полтора года…» С каким осуждением были произнесены эти слова. Полагаю, после моего гипотетического ухода Н.Б. не откажет себе в удовольствии сообщить сходную вежливую воспитательно-запугивающую гадость той же Анечке. Тяжкий порок или болезнь – способность терпеть.

Если кто-то хотел сказать, что я веду себя подобно коту, сидящему на зажженной конфорке, пожалуйста, сберегите слова и воздух – я знаю. И даже знаю, что с этим делать. Не достает последней соломинки.

Из-за болезни бабули сентябрьский отпуск в Италии готов был накрыться, но я малодушно и эгоистично позволила уговорить себя ехать в одиночку. Когда решающим аргументом выступает Венеция, сложно устоять. Одной путешествовать, конечно, не совсем то – состояние «сам-по-себе» хорошо лишь до определенного предела, но едва ли этот самый предел проходит по площади Святого Марка.

Интересно, как много людей, анализируя каждое свое слово и поступок, делают неоспоримый вывод о собственной моральной ничтожности? Я вот уверяюсь раз за разом. Почти вывела аксиому.